Операция «Компенсация»

За восемь лет работы в Ощадбанке нынешнего председателя правления Анатолия Гулея грозились уволить 18 раз. Что будет теперь, когда реализуется беспрецедентный для Украины проект по компенсации обесцененных вкладов граждан? Анатолий Иванович настроен оптимистично. Как говорится, либо грудь в крестах, либо голова в кустах…

История с предысторией

— Мы слишком тяжело запускали это дело, и так просто бросить я не могу, — говорит г-н Гу­лей. — 38 тыс. работников банка поверили мне, когда я им сказал, что мы сможем. И теперь что я им скажу? Обманывать людей нельзя. Зашел — буду идти до конца. Другого пути нет и не будет.

— Хотелось, наверное, начать этот разговор с другого. Мо­жет быть, вы объясните, зачем такая спешка? Почему нельзя было как следует подготовиться? Несколько месяцев назад вы говорили, что сначала необходимо провести инвентаризацию вкладов и на это дело уйдет два года. Но приходит 2008-й — и все радикально меняется. С 8 января начинается штурм банка…

— Можно я вам расскажу все сначала?

На самом деле я этим вопросом занимаюсь с 2000 года. Показать вам папки, где собраны все документы? Начиная от развала Советского Союза и протокола о том, как исчезает Сбербанк СССР, заканчивая опытом наших соседей и последним постановлением Кабмина № 1. Там все по полочкам: лето 1992 года, хронология, предложения от всех институтов, переписка, уставы, сравнительные таблицы. Что делают другие республики (Казахстан, Молдова, Беларусь, Россия) и что делаем мы, чтобы не быть хуже. Какие рабочие группы заседали, какие решения принимали. Порядка 17 законопроектов, и анализ каждого. Вывод — это все блеф. Хотите — могу показать по каждому закону…

Поворотный момент — 1996 год, когда в Украине принимается закон о компенсации обесцененных сбережений. И начинается новая папка: обобщенная информация по вопросам разработки механизмов, информация по базе данных, переписка Министерства финансов, хронология выплат по 50 гривен, детальнейшая аналитика взаимозачетов по коммунальным платежам… Таблица по структуре вкладов, за которой кроется алгоритм решения проблемы.

Теперь начинается 2008 год. Первая платежка, первый миллиард… Общественные организации, которые принимают участие в процессе… Информация из России, которая тоже решила погасить утраченные вклады Сбербанка…

— Когда решила?

— Через неделю после того, как начали мы, — 18 января. А вот данные по Украине: сколько каждый день поступает заявлений, сколько выплачено…

Аналитика достаточно серьезная. Раз в неделю мне кладут на стол отчет о влиянии компенсационных выплат на состояние выполнения банком абсолютно всех экономических нормативов. Чтобы не говорили, что в банке никто не контролирует ситуацию…

— У вас, наверное, есть отдельный счет, на который поступают из Минфина деньги для выплат компенсаций? Как же это может влиять на нормативы?

— А разве не может?

— Но ведь деньги-то государст­венные. Просто государство назначило Ощадбанк своим агентом.

— А вы в курсе, что я должен выдать людям не безналичные деньги, а наличку? А вы в курсе, что надо из областного центра привезти деньги в село? А это дополнительные расходы, и все это нужно учитывать.

Следует ли мне миллиард везти в село, чтобы он там лежал и не использовался, или не стоит? Или лучше разработать алгоритм и по этому алгоритму распределять? Для этого и существуют нормативы Национального банка. То есть раньше была одна папка, теперь — три. Думаю, что к концу года будет еще как минимум две. Одна — обязательно по России. Потому что там вопрос до конца не закрыт.

— По России — в смысле российские выплаты? Или куда подевались деньги из Сбер­банка УССР? Ведь существует реальное желание их оттуда достать…

— Я говорю о намерении россиян тоже погасить обесцененные вклады…

Я — менеджер, а не политик. Это разные профессии. Я не буду комментировать никакие политические заявления до тех пор, пока я не услышу экономического анализа. Могу высказать свою точку зрения по тому или иному макро- или микроэкономическому процессу, который происходит в стране или выходит из-под контроля. Но комментировать политические заявления считаю неправильным, потому что государство пригласило меня на работу, и я должен ее выполнять.

— Анатолий Иванович, а те 83 миллиарда рублей, которые ушли из Сбербанка УССР в Россию, — это в ценах 1992 года?

— 1991-го. Если вы о тех, которые ушли 31 декабря 1991 года.

Никто не хочет погружаться в эту тему, никому не интересно. А на самом деле это проблема, которая не была решена, и этот узел развязывать нам.

Но решить проблему не так-то просто, хотя бы потому, что в ней есть психологический аспект. Люди убеждены, что у них что-то украли, и они хотят это вернуть. Первое желание — пойти и немедленно забрать то, что дают. В этом — причина ажиотажа первого дня выдачи вкладов.

А теперь давайте проведем аналогию — 2002 год, мы начинаем выплату по 50 гривен. В первые шесть дней в Ощадбанк обращаются 6 млн. граждан! Тогда было еще хуже, чем сейчас. Выплаты 2005 года — в первые шесть дней обращаются почти 5 млн. граждан. 2008-й — в первые шесть дней к нам обратились 2,5 млн., несмотря на то, что мы три дня информационно готовили людей к тому, что начнутся выплаты…

Мы знали, на что идем. Но все почему-то забывают, что в 1991 году у Ощадбанка было 20 тыс. точек продаж, а сегодня осталось всего 6 тыс. Мало того, немногие из них улучшили свое техническое состояние. За последние 17 лет этому банку никто не уделял надлежащего внимания, он всегда был не нужен, развитие шло по остаточному принципу. В результате мы имеем слаборазвитый банк, который должен одномоментно удовлетворить 24 млн. граждан. Именно столько людей имеют книжки. И они придут с ними! Вопрос только — когда? В один день, в течение десяти, 365 дней или десяти лет? Социологи нас «утешили»: в первые дни полтора миллиона самых активных граждан будут стоять у ваших дверей независимо от того, объясняли вы им, что спешить не стоит или нет.

Технология

— Вы оправдываетесь, Анатолий Иванович…

— Я не оправдываюсь. Я называю вам цифры, о которых меня предупреждали. Мне сказали четко — будет вот так и так. Да, сказал я, начинаем. Иного ждать не приходится. 20 млрд. грн. на компенсации в бюджете задекларированы, первый транш в 6 млрд. зафиксирован... Или нужно было сказать: «Уважаемые сограждане, бюджет принят, придете через шесть месяцев»? Так, что ли?

— В зависимости от того, что в течение этих шесть месяцев делать. До мелочей продумать схему работы, назначить дни выплат, время, определиться с записью, словом, предложить четкие процедуры…

— Но ведь люди ждали этих денег…

— Ждали 17 лет, так что если не шесть, то один дополнительный месяц вряд ли что-то бы изменил… Скажите честно, это была ваша личная ини­циатива — начать выплаты с 8 января или решение Кабмина?

— Было постановление Кабмина.

— А ведь помнится, в последних числах декабря вы говорили, что нужно создавать агентст­во по обесцененным вкладам, необходимо провести полноценную инвентаризацию — в интересах Ощад­банка, его развития.

— В этом вопросе существует программа-минимум и программа-максимум. Модель, предложенная правительством Януковича предусматривала программу-максимум. То есть два года для формирования полного реестра…

— Зачем два года?

— Потому что 24 млн. человек. Мы хотели разделить: реестр — отдельно, выплаты — отдельно. Закончилось формирование реестра — можно приступать к выплатам. Это была бы идеальная для банка ситуация. Но вы же понимаете, что никто ждать не будет. Многие говорят: через два года я умру, и вы мне ничего не вернете. Поэтому и был предложен более простой вариант, когда формирование реестра и процесс выплат были тесно увязаны и осуществляются практически параллельно.

Прием заявлений начался 8 января, а уже 11-го деньги выплачивались тем, кто подал заявление 8-го. То есть идентификация прошла за три дня.

Давайте я объясню, как все происходит. Вот человек принес заявление, в котором указал все свои данные. Теперь эти сведения попадают в большой буфер...

— Но сначала человеку нужно найти сберкассу, которая растворилась во времени и пространстве…

— Да это вообще не вопрос! Надо подойти в любое отделение Ощадбанка и спросить у администратора, где находится архив той сберкассы, которая закрылась. У администратора есть реестр, и он скажет, в какое отделение и по какому адресу следует обратиться, ведь в связи с уменьшением количества точек сейчас в каждом новом отделении — по четыре старых.

Конечно, эта операция за один день не делается, но в течение трех-пяти дней вы получите справку. А затем надо прийти в то отделение, где была выписана книжка, и написать заявление с просьбой выдать новую. Взамен той, которую потеряли.

— А теперь вернемся к моменту поступления заявления о выдаче компенсации…

— Да. Поступившее в банк заявление попадает в буфер, где проверяется, правильно ли указаны паспортные данные, идентификационный код и прочие реквизиты. Если неправильно, заполненная форма возвращается для внесения уточнений.

Если форма прошла буфер и все соответствует — присваивается специальный номер, и вы попадаете в реестр вкладчиков. Реестр находится в Киеве, потому что поиск проводится по всей Украине — чтобы не было двойных выплат, поскольку в нынешнем году можно получить первую тысячу гривен по одной сберкнижке. .

Потом сведения о вас попадают в ОДБ банка, где формируется документ, в котором указаны все ваши данные по вкладу. Эти бумаги возвращаются в ваше отделение, вы приходите, показываете паспорт, документ сверяется, и можно получать деньги.

В чем состояла ошибка первых дней? «Двойники». Человек писал несколько заявлений и нес в одно отделение. И говорил: «У меня три книжки, и по каждой я хочу получить тысячу»… Другие писали несколько заявлений и занимали три очереди — где-то раньше получу, а где-то позже… Но на уровне буфера их выявляли и объясняли: в лицевом счете у вас будут записаны все имеющиеся книжки, чтобы больше не пришлось ходить в Ощадбанк на перерегистрацию. Этот реестр будет уже навсегда. А в 2008-м получите компенсацию только по одной.

— Анатолий Иванович, а как выглядит разница в оформлении компенсации в городе и в селе?

— Разницы нет, но в селах дело поставлено несколько по-другому. Там выше уровень самоорганизации населения. Чело­века, который работает в Ощад­банке, они знают 10—15 лет и отделение на три-четыре села. Люди могут даже к сотруднице банка домой прийти и отдать ей документы — там все на личных контактах. Заранее завозим в населенный пункт бланки заявлений, а потом выездная бригада из трех человек приезжает в сельсовет к председателю, он выделяет комнату, чтобы сотрудники банка поработали с заявлениями. Приехали, собрали, проверили...

У нас возникла проблема только в том, что сельские жители решили не ждать, а поехать за деньгами в район, потому что многие из них там работают. Из-за этого начали потоки пересекаться. Им предложили дождаться выездных групп в селах, поскольку они жаловались, что один человек медленно работает…

Впрочем, и вариант с «Укрпочтой» не обходится без накладок. Сначала все кричали «давай-давай», а теперь никто не пишет заявлений — потому что почтальона нужно пять дней ждать. Приходят в банк: «Давайте деньги!» А мы деньги дать не можем — они уже переданы «Укрпочте»…

— В свое время речь шла о создании в банке автоматизированной базы данных и информационной системы, которая связала бы все его отделения, не будем говорить до сельсоветов, но хотя бы до районного уровня каналами связи…

— На сегодняшний день все это есть. Все рабочие места компьютеризированы, кроме 2 300 отделений в селах, где нам экономически выгоднее сохранить ручной труд. Подумайте сами: 1500 долл. затрат на организацию одного автоматизированного рабочего места плюс 400 долл. — для создания необходимых условий безопасности, сигнализации. А в отделении сидит одна женщина, которая при норме 2100 операций в месяц выполняет 200 — 400 операций…

Поэтому нет смысла автоматизировать в Ощадбанке все
6 тыс. Даже специалисты Всемир­ного банка с этим согласились.

— Существует ли в Ощадбанке единая база данных? Можно ли в своем родном городе зарегистрировать сберкнижку, а потом в Киеве получить деньги?

— Если вам присвоят номер в реестре, вы можете получить деньги где угодно. Мы делаем перевод вклада. Вопрос в другом — вы не получите деньги в двух разных местах. В одном месте и только в одном. Но вы определяете это место сами.

— Что делать с книжками покойных родителей?

— Обратитесь к нотариусу, проконсультируйтесь… Если вы не вступите в право наследства, вы точно эти книжки потеряете. 40% наследников уже обратились…

— А какой смысл обращаться, если нет уверенности, что эта компенсационная тысяча не окажется последней? Хлопоты по оформлению наследства на вклад, да и финансовые затраты могут оказаться несопоставимыми с полученной суммой.

— Тысяча гривен — это первая тысяча. 20 млрд. из бюджета нынешнего года мы точно получим.

Инфляция и другие последствия

— Много ли в этом радости? Если сегодня на проезд в общественном транспорте в Киеве приходится в отдельные дни тратить до 15 гривен, то к концу года, после выплаты через Ощадбанк 20 млрд., расходы возрастут, наверное, и до 30…

— Готов с вами спорить. Вы знаете, что такое 20 млрд. грн. в бюджете нашей страны? У нас расходы бюджета — 267 млрд., ВВП — 800 млрд. А теперь обратите внимание: в тени находятся 45% экономики. Теперь медленно умножаем одно на другое и получаем, что 20 млрд. грн. выплаченных вкладов практически ни на что не влияют. По прогнозам, вследствие погашения обесцененных вкладов цены могут возрасти всего на 0,4%, Вы бы лучше уделили внимание цене газа, подпрыгнувшей до 179 долл. Почему-то она вас не волнует…

— Ну, это ваше заявление мы спишем на вашу занятость и отсутствие времени на чтение газеты. И все же, экономисты говорят, что безнравст­венно заявлять, будто 0,4% ни на что не повлияют. Если бы в Украине был 1—2% инфляции в год, мы бы с вами согласились, а эти 0,4% прибавляются к 10 или 15... Кроме того, мы не можем рассматривать эти 20 млрд. грн. в отрыве от остальных социальных выплат.

— Если за день эту сумму выплатить, инфляция будет сумасшедшая, я согласен. Но ведь не за день же…

— Кстати, а откуда эти расчеты — о том, что рост инфляции может составить всего 0,4%, если министр экономики называл цифру в 1,5%? Кто это посчитал? Вы можете показать нам справку аналитической службы банка?

— Вы слишком хорошего мнения о нас. Мы же не работники Кабинета министров, чтобы эти цифры считать, а потом их декларировать. Мы лишь принимаем участие…

В Министерстве финансов есть группа, которая занимается аналитикой, связанной с инфляционными процессами. И именно там появилась цифра — от 0,2 до 0,5%. Мы взяли пессимистический прогноз выше среднего — 0,4. Это — ожидаемое, при условии, что график выплат не будет нарушаться. А если будет… Вот если 20 млрд. грн. выплатить за шесть месяцев, тогда, конечно, все сойдут с ума. Но при выплатах по утвержденному графику будет 0,4%. Первый график, на 6 млрд., у нас согласован.

— И как он выглядит? Ведь в действительности вы же зависите от количества пришедших людей — каждому пришедшему обещают через три дня выплатить деньги…

— Не каждому пришедшему, а тому, кто занесен в реестр. Вы попали в реестр — через три дня мы вам зачислим деньги, а получать их не обязательно в тот же день — можно и через месяц, и через год.

— А как вы можете отрегулировать большой наплыв?

— Обслужить больше вкладчиков не позволит пропускная способность отделений.

Выплаты

— Анатолий Иванович, и все-таки, как выглядит график выплат на эти 6 млрд. грн.?

— Каждый месяц — по миллиарду гривен. Нас уже профинансировали на 396 млн. долл.
2 508 312 человек внесены в реестр, и эта сумма зачислена. 789 400 — это люди, которые уже получили деньги.

— Значит, 3,5 млрд. вы уже выплатили?

— Нет. Зачислили, но не выплатили. Наступит третий день, и они получат право получить деньги.

— Почему расчеты ведутся в дол­ларах, а не в гривнях и обрадовался ли этому г-н Стельмах?

— Когда мы по «горячей линии» работали с людьми, многие буквально бились в истерике: вот вы нам дадите тысячу, а за ночь инфляция ее съест, и утром это уже будет не тысяча. Мы предложили Минфину: давайте уберем этот элемент спекуляции и дадим доллар по официальному курсу 5,05. Кто нас за это осудит? Никто. К тому же если бы платили в гривнях, возможно, был бы всплеск инфляции. А когда платят в долларах, то это связывает денежную массу. Потому что доллар очень популярен как средство накопления.

Но сельский житель получит только гривни. Уровень безопасности не позволяет нам производить расчеты в сельских отделениях банка в долларах.

— Сколько создано выездных бригад, как они формируются — на уровне городов, районов? И откуда знают, что сегодня нужно ехать в одно село, а завтра — в другое? Там какая-то своя самоорганизация?

— В первую неделю, когда мы начали эту работу, трижды в день проходили селекторные совещания: в 7.30 утра, в 15.00 и в 20.00. То есть как мы начинаем день, как прошла первая половина и как день заканчивается.

— Анатолий Иванович, на сколько вы похудели за январь?

— Сейчас скажу… Где-то на шесть килограммов…

Но давайте я вам доскажу о бригадах. Сначала не хватило людей. Я говорю: ребята, давайте подумаем. А на селекторной связи вся Украина. Т.е. мы принимаем решения быстро. Так, какие у нас есть резервы? Кадровики, ревизоры, специалисты по денежному обращению. Кто не задействован в прямом процессе?..

— Все, кто могут носить винтовку...

— Да, абсолютно точно. Все на фронт. Садятся в бригаду (водитель и два человека)…

— Зачем такой напряг?

— На это ответят историки года через два. Мы отвечаем сейчас за порученное дело. Садимся, едем в село… Приезжаем в магазин и начинаем разговаривать с людьми.

Но есть, конечно, и прямой саботаж. Как вы думаете, как мы определили 35 человек на увольнение и 52 человека на выговор? Очень просто. Я вам могу показать…

Чувство долга

— Вот смотрите, каждый день у нас работает горячая линия, все жалобы у нас записаны. Здесь смотрите, по каждому району — Винницкая, Волынская, Днепро­петровская области. Кривой Рог, Ужгород, Ивановский район, Згуривский, Бородянский, Скви­ра, Онуфриевка. Катастрофи­ческая ситуация наблюдалась в Компаниевском районе Кирово­градской области. Там ни одно отделение Ощадбанка не может получить ни единого транша — в очереди зарегистрировано 532 человека.

Или возьмем Александри­евский район: работа организована крайне неудовлетворительно, только 40 человек в день могут получить свои сбережения, прием ведется до 16.00. Самого руководителя нет на рабочем месте. Ну что еще нужно? Я эту информацию получаю каждый вечер.

— А может, люди просто не выдерживают — у них истерика?

— Нет, я не думаю, я их предупредил.

— Честно говоря, людей вы не пожалели. Вы их просто выставили на линию огня. Вам их было не жалко? Я понимаю — государственная целесообразность, но люди-то при чем здесь?

— Давайте разберемся. У вас есть чувство долга?

— Есть, конечно.

— И у меня есть. Думаю, что у каждого из нас есть чувство долга перед теми людьми, которые потеряли сбережения. И до тех пор, пока мы с ними не рассчитаемся, это чувство долга будет над нами довлеть. Я откровенно сказал работникам банка, что эти выплаты физически очень тяжелы. Но мы делаем для страны очень большое дело, поэтому определитесь. Вы готовы помочь? Тогда вы с нами. Не готовы — уйдите, не мешайте работать.

— Куда уйти можно?

— В другой банк. Два банка в стране, что ли?

— Но это все-таки не война, 2008 год на дворе.

— Это система. 38 тыс. человек работают, и им тяжело. Но это их работа.

— Что вы сделали, чтобы им работалось легче, чем в первые дни?

— Мы подняли им с 1 января заработную плату на 50%. Пересчитали нагрузку, кроме того, приняли дополнительно (до момента регистрации выплат) на работу около 6 тысяч человек. Это — бывшие работники Ощад­банка, люди, которые разбираются, могут дать качественную консультацию.

Мало того, мы взяли по трудовому соглашению на три месяца еще 3 тысячи охранников, которые стоят на дверях в отделениях и регулируют очередь. Привлекли студентов. Даем девочкам минимальную зарплату, к деньгам не допускаем, и они помогают заполнять бабушкам документы.

Все, проблемы нет. По моим подсчетам, на работу были приняты около 9 тысяч человек, из них 6 тысяч — по состоянию на 8 января.

— Теперь понятно, почему в самом начале вы завели разговор об экономических нормативах. Конечно же, все это — дополнительные расходы. Их погашение — из прибыли банка?

— Нет, государство компенсирует. В постановлении Кабмина об этом сказано четко.

Мы ведем учет всех расходов, связанных с компенсацией. Мы были абсолютно готовы к этому. И к ажиотажу готовы. Но не были готовы к реакции людей на этот ажиотаж.

Вы знаете, раньше я был зам­предом Ощадбанка по Киеву, знаю город, каждое отделение. Собираясь на работу, в первые дни выплат обычно я рисовал водителю маршрут, захватывая всякий раз новые отделения. Смот­рел, где какие очереди. Здесь восемь человек стоят, там 12, там 30… Много. И вдруг — человек 70. Я в панике — ну откуда 70? Ведь третий день выплат, не может быть 70! Может быть максимум 30. Заезжаем туда. Оказывается, очередь стоит в другой банк. Там выдают доплату к пенсии.

Спрашиваю: а вы чего тут стоите? Так у нас пенсии. Я говорю: так только восемь часов, а откроют в девять. А они мне: так мы займем очередь да постоим. Мы что, спешим на работу, что ли? Это был первый шок.

Второй шок я получил на четвертый день выплат. Придумал новый маршрут, смотрю — 9.15, открыта дверь отделения, никого нет. Ну, думаю, точно написали, что денег не будет, регистрация не проводится. Захожу — стоят два человека к окошку коммунальных платежей, один меняет валюту, человек шесть ждут выплат. И милиционер. Я к нему — расскажите, как дела? Он отвечает: у нас все нормально. Я говорю: как нормально, что, поздно открылись? Он говорит: да нет, у нас тут вообще никогда очередей нет. Нормальная ситуация. Я тут еще полчаса постою и уйду.

Поэтому на следующей неделе будет еще проще. Эти очереди вообще исчезнут. Некрасиво это говорить, но поймите правильно, у этих людей дежа вю. Очередь — это то состояние, в котором прошла их молодость. Они встречают там знакомых, обсуждают что-то. У них появилась какая-то социальная цель. Они приносят эту тысячу домой, с гордостью кладут на стол и говорят: я — тоже кормилец. Потому что они же бедные, потому что 400 гривен пенсии недостаточно. Поэтому эту тысячу они приносят с гордостью.

Я долго разбирался в их психологии, хотел понять, что это — технологическая ошибка банка или ошибка всей страны. И я прихожу все-таки к тому, что 17 лет, с 1991 года, этих людей держали в неведении. Им не говорили правду. И это — самое страшное. Потому что когда человек понимает, что его обманывают, и он не верит — это уже трагедия. Трагедия для государст­ва. И самый сильный признак того, что в нашем государстве есть нечто здоровое, я увидел в первый день выплат: 20% вкладчиков оставили начисленные им суммы на депозите. Под 9,5% в долларах. Сейчас таких людей немного меньше — свои деньги на депозите оставляют 16% получателей компенсаций.

Тут психология срабатывает: у денег есть функция накопления. Мы возвращаем накопления, человек берет эти 195 долл. и сто из них кладет туда, куда обычно кладет деньги, а 95 меняет на гривни и делает подарки внукам. Вот и все.

А теперь второй момент. Какой сегодня курс покупки доллара? 5,06. Значит, реально человек получает больше, чем тысячу. Так что в данной ситуации, я считаю, мы поступаем с людьми максимально корректно. Мы защищаем их от инфляции. А если курс будет 5,10, значит, они получат тысячу с «хвостиком».

— Вы говорили, что у вас есть результаты социологических исследований о том, что, независимо от разъяснительной работы, все равно сразу придут 1,5 млн. человек. А не предостерегали ли социологи относительно драк и даже смертей в очередях?

— У меня есть полная информация по каждому случаю, и я должен сказать, что некоторые из них неадекватно воспринимаются журналистами.

— И еще раз о сложнейшем вопросе — о процедуре. Предпо­ложим, на компенсационной книжке у меня 500 гривен. Мне их вернули. Что происходит с книжкой?

— У вас есть книжка толстая, и к этой книжке дают тоненькую, желтую — компенсационную. Никто у вас эту толстую не забирает.

— Секундочку, как могут желтую забрать, если там еще компенсации по закону положены? В законе 1996 года четко записано: сумма выплат должна корректироваться на индекс инфляции. Есть также решение Конститу­ционного суда по этому поводу.

— В законе 1996 года четко написано: один советский рубль равен 1,05 гривни. Законода­тельство менялось после этого? Нет. Нам была дана команда делать эту индексацию, мы ее провели. В желтой книжечке на основании 1996 года мы сделали вам запись. На основании ее мы сделали вам выплату. Книжку закрыли.

— Вы имеете право закрыть этот компенсационный вклад?

— По 1,05 банк с вами рассчитался.

— Не проиндексировав. А что происходит с книжкой?

— Она как документ строгой отчетности и постоянного хранения остается в отделении. Не может быть порвана, уничтожена и так далее. Это документ о том, что вы получили деньги.

— Извините, может, мы тупые, но есть закон от 1996 года, в котором говорится: посчитайте, пожалуйста, и переведите это все по курсу 1,05 в гривни и выдайте компенсационные книжки. И прямо же в этом пункте — что эти денежки обязательно индексируйте на индекс инфляции за период с 1 декабря 1996 года.

— Понимаю, что мой ответ вам не понравится. Есть закон, но к нему есть еще постановление правительства. Вот Ощадбанк и выплачивает вклады на основании этого постановления. Кроме того, есть бюджет на нынешний год, в котором написано, что и как. Мы можем двигаться исключительно в рамках этого законодательного «триумвариата».

— А как быть с сумами, которые вложены в Ощадбанк Украины с 1992 по 1994 годы. В законе написано, что эти люди тоже имеют право на получение компенсации, а в постановлении правительст­ва — не написано.

— Я не готов комментировать эти вопросы по одной причине — это не моя компетенция. То, что внутри банка, — пожалуйста. На любой вопрос готов ответить.

— Тогда вопрос такой: во что обойдется бюджету операция по выплате компенсаций? Иными словами, каковы организационные расходы Ощадбанка…

— Я смогу прокомментировать этот вопрос по результатам месяца. В том числе затраты поодному вкладчику и по каждому работнику. И обязательно публично отчитаюсь перед обществом за процесс начала выплат.